Деструктивизм хотел сломать основы, а деконструктивизм - перевернуть. Ты по проспекту прёшь опять и снова, и катарсис разламывает грудь, и хочется повеситься на люстре над непроизносимым бытиём, и служит личным сортом Заратустры одна из песен в плеере твоём. Не суть, какие в ней слова и ноты, и суть - не суть, и ты уже не ты. Ты - несколько исписанных блокнотов, бездарность осквернённой красоты, ты - пункт муниципального кадастра, в посюстороннем - лишь одной ногой; в одной руке какой-нибудь Кортасар и сигарета теплится в другой. Ты - не могу, ты - не хочу, не буду, неразличим в дегтярной бочке мёд.
Но кто-нибудь придёт из ниоткуда и вдруг саму тебя тебе вернёт.
Хранители всегда шагают сзади, вживаясь в роль обычных горожан. С тобою столько мглы случилось за день - теперь она не стоит ни гроша. И как-то интересно знать, что дальше, какой там у сюжета поворот - насколько этот дом многоэтажен, и текст читается наоборот. И трезво помнишь, что весна не скоро, и как тебя зовут, и сколько лет - и от тебя избавившийся город подсовывает сам в себя билет.
Останься здесь, дефектом карамельным, воденниковским чудом о любви, переливающимся, самодельным, и по трубе лети, беги, плыви.
На практике любая из теорий -
ли-те-ра-ту-ры,
ве-ро-ят-нос-ти,
погибнут.
Но в зелёном коридоре
ты будешь знать, куда себя нести.
Но кто-нибудь придёт из ниоткуда и вдруг саму тебя тебе вернёт.
Хранители всегда шагают сзади, вживаясь в роль обычных горожан. С тобою столько мглы случилось за день - теперь она не стоит ни гроша. И как-то интересно знать, что дальше, какой там у сюжета поворот - насколько этот дом многоэтажен, и текст читается наоборот. И трезво помнишь, что весна не скоро, и как тебя зовут, и сколько лет - и от тебя избавившийся город подсовывает сам в себя билет.
Останься здесь, дефектом карамельным, воденниковским чудом о любви, переливающимся, самодельным, и по трубе лети, беги, плыви.
На практике любая из теорий -
ли-те-ра-ту-ры,
ве-ро-ят-нос-ти,
погибнут.
Но в зелёном коридоре
ты будешь знать, куда себя нести.